В насыщенном уральском мире стрит-арта Екатеринбурга художник Егор Горе (или Горе Егор) — фигура довольно заметная. Он создавал работы для партизанского фестиваля «Карт-бланш» и нефестиваля «Штабель», делал совместные арты с художниками Ромой Инком и t3p3i3. Но большая часть его творчества — это личные высказывания. С одной стороны, это могут быть сказочные персонажи и детские рисунки, а с другой, бандитские группировки или половые органы.
Мало кто знает, что за пределами художественной жизни Егор работает фрезеровщиком, а до этого был чернорабочим на стройке и мастером по созданию реквизита для косплееров. It’s My City побывал в мастерской Егора Горе и поговорил с ним о списке из ста работ, который он загадал на годы вперед, о том, почему ему нравится работать на заводе, и как создание остросоциальных артов довело его до депрессии.
Фото: Елена Елизарова / It’s My CityЧернорабочий, изготовитель бутафории и фрезеровщик
— Как ты вообще начал заниматься стрит-артом?
— Еще в школе рисовал граффити. На втором или третьем курсе нашел подработку в галерее «Свитер»: занимался монтажом, демонтажем, делал свет, строил или ломал стенки, если надо было, таскал тяжелое, помогал делать работы. Там уже и родился интерес к стрит-арту. Когда уже работал чернорабочим, рисовал в составе арт-группы «Злые».
Фото: Елена Елизарова / It’s My City— Но ты получил архитектурное образование. Почему в итоге не пошел по этому пути?
— Я пробовал, работал на стройке. Сначала пошел туда чернорабочим, после того как закончил «шарагу». Работал отбойным молотком, а потом меня посадили за компьютер, потому что хорошо знал программы. Я исправлял чертежи. Например, строители построили стенку, но не так, как в чертежах, так часто бывает. Поэтому мне нужно было измерить, как они построили, а потом перенести это на чертежи. Но идти дальше в этом направлении я не захотел, мне больше хотелось быть художником.
— Ты совмещаешь стрит-арт с работой на заводе. Как ты туда попал? И сложно ли сочетать такие разные сферы жизни?
— Я работаю фрезеровщиком на заводе на Вторчермете, создаю детали. Я пошел туда, чтобы научиться работать на станке, потому что мне нравится учиться новому и работать руками. До этого я лет пять работал в мастерской и делал костюмы, маски и реквизит для косплея. Мне это нравилось, мне всего хватало, был свободный график. Но когда ввели санкции, мастерская закрылась, так как почти все заказы были из-за рубежа. Пришлось искать новую работу.
Фото: Елена Елизарова / It's My CityЯ пытался устроиться в художественный магазин продажником, но когда проходил стажировку, мне это не очень понравилось. Хотя сейчас понимаю, что у этой работы есть свои фишки, например, учишься общаться с совершенно разными людьми и находить к ним подход. Это очень полезно.
Потом я увидел вакансию «ученик оператора ЧПУ» (ЧПУ — станок с компьютерным управлением — прим. ред.). Брали прямо с улицы, всему обучали, никакого специального образования не было нужно. Устроился, меня всему научили с нуля. Работаю уже полтора года. Я работаю в основном за компьютером: пишу управляющую программу, ставлю заготовку на станок, он сам все делает, а я наблюдаю, чтобы процесс проходил корректно.
График 2/2, поэтому удается совмещать со второй работой — стрит-артом и коммерческими проектами. Хотя в этом году я сделал всего две уличные работы, не считая заказов, когда что-то оформлял. Мало, но я исправлюсь.
Фото: «Атомстройкомплекс»Список из ста работ
— Я слышала, что ты поставил перед собой необычную, но амбициозную цель — сделать сто стрит-арт-работ. Расскажи, пожалуйста, для чего ты это делаешь?
— Да, я правда составил такой список, когда начал работать под своим текущим псевдонимом, с весны 2019 года. Я решил, что сделаю сто работ и таким образом смогу обрести собственный стиль. Проанализирую, что мне из этого больше всего нравилось делать в плане техники, материалов и концепций, а затем решу, какого направления буду придерживаться.
— Какие работы входят в этот список и сколько уже работ в нем есть?
— Я выписывал все идеи, которые мне приходят в голову. Абсолютно разные по жанру, масштабу и смыслам. Если бы я считал все подряд, то уже давно достиг этой сотни. Но каждая работа должна быть особенной и отражать то, как я внутренне для себя ее определяю. У меня постоянно повышается планка, поэтому многие работы из списка спустя время вычеркнул. Наверное, я так исключил половину идей. Список выполнен на треть: в нем от 25 до 30 работ, я уже потерял счет. Надо будет заново посчитать.
— Есть ли у тебя любимые работы?
— Мне нравится «Вкусно и точка» и «Вот что я люблю». Говорят, очень реалистично получилось.
На работе «Вкусно и точка» изображен пенис, а на «Вот что я люблю» — женская вульва. Фото: телеграм-канал «Шахов на ветке»Еще одна работа не уличная и не галерейная, просто сердце-«валентинка».
Фото предоставлено Егором Горе— Часто твои работы — это реакция на что-то актуальное или резонансное. Например, «Городские легенды» — пересказ событий девяностых и начала нулевых, также ты касался темы ковида и самоизоляции, сноса здания ПРОМЭКТа на Декабристов, а в прошлом году появилась «Вкусно и точка». Получается, что для тебя искусство — это способ осмысления происходящего вокруг? Или «искусство ради искусства» тебе тоже близко?
— Идеи таких работ возникают в моменте, я не беру их из своего списка. Пришла в голову какая-то смешная идея — реализовал. Что для меня ближе, «социалка» или чистое искусство, пока не решил, поэтому я и делаю эти сто работ. Так я найду ответ, что из этого мне больше нравится.
Я создаю и смешные работы, и стрит-арт, связанный со сказками или фольклором. Но, конечно, есть и остросоциальные и трагичные работы, и когда я их делал, столкнулся с депрессией. Год назад на фоне этого всего я попал в больницу и сейчас принимаю антидепрессанты.
— Сочувствую тебе. Когда ты рисуешь такие работы, тебе становится хуже, так как погружаешься в это состояние еще сильнее, или, наоборот, освобождаешься от эмоций и становится легче?
— Наверное, выплескиваю, что накопилось внутри, и становится легче.
«Городские легенды» в Белой башне на Уралмаше. Фото: Елена Елизарова / It's My City— Еще одна серия твоих работ, которая отличается от остальных, детские рисунки. В чем идея проекта?
— Да, у меня будет целая серия с моими детскими рисунками. Я нашел свою старую тетрадь по литературе за второй класс: мы читали разные рассказы, книги, а потом нам давали задание нарисовать что-нибудь к ним. Тетрадь у меня небольшая, когда она закончится, пойду у других детей «забирать» рисунки.
Фото: Елена Елизарова / It’s My City
Фото: Street Art Hunter— Какие эмоции у тебя вызывают эти рисунки? Ты ностальгируешь, перенося их на стену?
— Да, отчасти это ностальгия. Я в первый раз нарисовал подобную работу на «Штабеле» (нефестиваль уличного искусства, организованный в 2021 году Алеком Девятаевым — прим. ред.). Но это был не детский рисунок, а стилизация. Дети же рисуют совсем не как взрослые. Взрослый человек не может нарисовать, как ребенок, потому что на него накладываются шаблоны того, как должны выглядеть вещи. Я хотел показать именно это.
Работа Егора для «Штабеля». Фото: Street Art Hunter«Я волновался, что теперь не смогу рисовать на улице»
— Некоторые художники из Екатеринбурга уехали после начала военных действий в Украине. Не думал ли ты о том, чтобы тоже переехать?
— У меня были сомнения, метался. Мне было непонятно, куда и зачем ехать. От мобилизации я не скрывался, потому что там, где я работаю, сделали бронь. Я волновался, что теперь не смогу рисовать на улице. У меня был такой страх. Но, как мы видим, все нормально, рисую. «Вкусно и точка» сделал как раз в прошлом году.
— А раньше никогда не боялся рисовать на улицах?
— Когда только начинал, да. Сейчас я настолько привык, что могу пойти среди дня и начать рисовать у всех на виду. Людям нравится, они подходят, спрашивают, можно с ними поговорить. Даже когда «Вкусно и точка» рисовал. Когда были только наброски, они не понимали, что будет в итоге, а когда уже почти заканчивал, больше подходили посмеяться.
— Не сталкивался ли ты с агрессией от горожан?
— Такого не помню, в целом люди реагировали спокойно. Даже если и бывают конфликты со стороны прохожих, то решаю их на словах, договариваюсь. Например, когда рисовали на заброшке для выставки, пришел охранник, чтобы выяснить, что у нас происходит. Ему было все равно, что мы рисуем, он просил, чтобы мы ничего не спалили. Сначала диалог у нас с ним шел не очень, но потом я начал его заново: вежливо представился, объяснил, что и зачем мы делаем. В итоге все разрешилось.
Работа Горе Егора для недавней выставки «Заброшка». Фото: Мария Рубинина / It's My City— Ты переживаешь за свои уличные работы, если их закрашивают или вандалят?
— Нет. В городе осталось не больше десяти моих работ, остальные закрашивали. Поэтому у меня совсем никаких переживаний по этому поводу. У меня есть на память фотографии работ.
— Как объяснять смысл работ, их важность тем, кто негативно настроен к современному уличному искусству?
— Не все современное искусство, как показала практика, воспринимается в штыки. Если даже люди негативно настроены, им может что-то понравиться из того, что делают современные художники. Опять же, понравиться всем невозможно.
— А кто тогда твоя аудитория?
— Я стараюсь рисовать понятно. Если в работе что-то зашифровано, она не очень понятная, то, судя по соцсетям и новостям, люди не всегда правильно понимают посыл. Бывает, просто не понимают, а бывает, что искажают смысл, который я закладывал. Журналисты иногда как-то не так описывали работу, ошибочно ее интерпретировали. Поэтому я в итоге стал рисовать более понятно, даже, наверное, «скатился» в реализм.
— Получается, тебе важна реакция окружающих на твои уличные работы?
— Да, в половине случаев могу отследить, что пишут, например, в телеграм-каналах. Мне интересно, что говорят. За другими художниками особо не слежу, не знаю, кто что рисует. Я мало с кем из них знаком лично, а имен некоторых даже не знаю. Какое-то время я боялся неосознанного копирования со своей стороны, хотел быть более самобытным. Сейчас уже не боюсь, даже иногда смотрю на улицах и беру на заметку: надо попробовать так же. Или в Instagram* что-то сохраняю, а потом, конечно же, забываю и это все не смотрю.
Фото: Елена Елизарова / It's My City«Уралмаш, Центр — все это обосабливается, что делает среду более пестрой»
— Нравится ли тебе Екатеринбург? Меняется ли он, на твой взгляд, в лучшую сторону? Какие у города есть минусы?
— Конечно развивается. Я помню, как он выглядел в моем детстве, и сравнить, какой он сейчас — это же совсем разные города! Но мне не нравится, что у нас разрушают красивые исторические здания. Они остались точечно, но из-за бюрократии и еще по каким-то причинам их уничтожают, очень жалко. В последний раз меня расстроило, что раскопали берег рядом с садом Нурова. Это же была часть природного ландшафта. И неизвестно, что теперь будет с берегом.
— А что нравится в Екатеринбурге?
— Фестивали «ЧО», «Стенограффия», «Карт-бланш».
— Некоторые горожане сейчас грустят по «Карт-бланшу» и ругают «Стенограффию» за «беззубость». Что ты думаешь по этому поводу, какой позиции придерживаешься?
— У «Карт-бланша» сейчас очень сложно с организацией, поэтому пока у нас фестиваль не проводится, не до этого. А ругать «Стенограффию» странно. Им нужно безумно много согласовывать работы, чтобы всех все устраивало, поэтому «Стенограффию» не получится сделать «Карт-бланшем». Это разные фестивали, в этом их преимущество.
Работа Егора для «Карт-бланша» в 2021 году. Фото: Владимир Дзех— Тебя привлекали к созданию мерча для Эльмаша. Тогда ты говорил, что ассоциируешь себя в том числе с этим районом, так как там рос. Как ты думаешь, почему в последние несколько лет стал модным «районный» патриотизм?
— Наверное, районы, по крайней мере раньше, были более обособленными, один отличался от другого. Люди жили там в детстве и видели эти отличия, а сейчас у них просыпается ностальгия. Даже принт для футболки, который я сделал, это тоже про ностальгию. Мы же формируемся из всего того, чему нас научили в детстве, что мы успели впитать, что нас окружало, в том числе дворы, улицы, дома. Поэтому появление локальной идентичности — это то, что должно было само собой произойти. Люди, вспоминая свое детство и юность, хотят повторить приятные моменты из них. Урал, Екатеринбург, Уралмаш, Центр — все это обосабливается, что делает среду более пестрой.
Мерч, посвященный Эльмашу, сделан в коллабе с «Атомом» и магазином Hard. Фото: «Атомстройкомплекс»— А с каким районом ты себя соотносишь?
— Я же жил не только на Эльмаше, а в разных районах. Например, на Широкой Речке, и мне там нравилось. Рядом с домом находилась мастерская (где Егор делал реквизит для косплея — прим. ред.), не было сумасшедшей движухи, как в центре. Дойдешь до последней линии домов, начинается лес, можно там погулять. Жил также на ВИЗе, недалеко от пруда, там мне тоже нравилось, поэтому мне сложно причислять себя к какому-то одному району. Я соотношу себя просто с Екатеринбургом.
*Принадлежит Meta, признанной в России экстремистской организацией
It`s My City