В конце 2023 года россияне массово бросились смотреть сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте». Эстетика позднесоветской Казани с ее подростковыми бандами, разборками «район на район» и дворовой романтикой, показанная в картине Жоры Крыжовникова, понравилась многим зрителям. Однако тренд на восьмидесятые и девяностые продолжается уже не первый год. Помимо кино, он захватил музыку, моду и даже барную культуру.
Кажется, что в обращении к прошедшим эпохам виновата не только тоска по ушедшему детству и молодости тех, кому немного за тридцать, ведь ностальгия находит отклик и в душе молодых людей, в то время еще не родившихся. Вместе с историком Антоном Кочневым и культурологом, куратором выставки «Детство девяностых» в Ельцин Центре Мариной Соколовской мы разбирались, почему сериал поймал такой хайп и справедливо ли проводить параллели между событиями тех лет и настоящим временем.
Фото со съемочной площадки «Слова пацана»«Слово пацана» против «Игры в кальмара»
«Слово пацана. Кровь на асфальте» стал одним из самых резонансных проектов 2023 года. О сериале слышали 83% россиян, а примерно каждый шестой житель страны посмотрел его или смотрит сейчас, следует из опроса ВЦИОМ. Больше всего сериал популярен у молодежи до 25 лет — 97% молодых людей знают о сериале, а 40% его смотрели.
Проект побил сразу два рекорда: за неделю сериал набрал самое большое количество баллов за всю историю наблюдений на «Кинопоиске» — 3394 балла в его индексе. Прошлый рекордсмен сериал «Игра в кальмара» за 4–10 октября 2021 года собрал вдвое меньше (1566 баллов) и удерживал рекорд два года.
Доля интереса к проекту в общем индексе сервиса тоже оказалась рекордной. За неделю с 27 октября по 3 декабря «Слово пацана» получило 27% от всего интереса к сериалам. «Игра в кальмара» в октябре 2021 года собрала вдвое меньше — 13,5% от общего интереса недели с 4 по 10 октября.
Сериал повлиял и на популярность российских картин. После его выхода доля интереса зрителей к российским проектам в общей структуре «Кинопоиска» выросла с 43 до 49%.
Успех сериала отразился и на личном успехе актеров. Телеграм-канал Леона Кемстача, сыгравшего Андрея, вырос на 1 млн подписчиков менее чем за месяц. То же самое было и у других актеров.
Фото со съемочной площадки «Слова пацана»«Славянская эстетика» и бары Екатеринбурга
Популярность набирает и одежда того времени. На Avito активно пользуются спросом олимпийки, спортивные костюмы и головные уборы конца XX века. Чего стоит целый тренд на музыку. Помимо песни «Мой мармеладный» от Кати Лель, в ТикТоке «завирусились» треки групп «Комбинация» и «Мираж», а также Татьяны Булановой.
— Для нового поколения это прикольные и необычные композиции, для них в этой музыке нет флера быдло-дискотек. Это, наоборот, то, на что можно посмотреть свежим взглядом. В поп-музыке того времени была энергия «по***, пляшем», — объясняет музыкальный журналист Коля Редькин.
А в одном только Екатеринбурге за последнее время открылось три заведения, отсылающих к эстетике 1990-х: бары «Молодость», «Здоровье» и «Руки вверх». Интерьер в них напоминает советскую квартиру с коврами на стенах, торшерами и лакированной мебелью. В меню есть тематические советские закуски и блюда, нашлось место и сосискам в тесте, и бабушкиным закаткам, и бутербродам со шпротами.
На волне общего ностальгического тренда в соцсетях девушки выкладывают фотографии в шубах и меховых шапках, которые стали символом «славянской эстетики». Многие признаются, что подражают жителям балканских стран и России, которых объединяет один и тот же культурный код.
Фото: Михаил Бибичков«Вопрос в том, куда мы идем»
Общество обращается к ушедшим эпохам, так как их объединяют схожие проблемы, уверена культуролог и руководитель экспозиционно-выставочного отдела музея Ельцин Центра Марина Соколовская:
— Мы всегда живем в нестабильное время, но дело не в этом. Вопрос в том, куда мы идем. В 1980-е годы, с одной стороны, людям говорили вступать в партию и ходить на партсобрания, с другой — большая часть людей делала это неискренне. И много таких расхождений между ценностной системой, которая декларируется, и теми жизненными ценностями, с которыми человек живет каждый день. Он больше не ставит себе целью построение коммунизма.
Перемены были связаны с ожиданиями. Все говорят, что наша страна — лучшая в мире, в ней чугуна выплавляется несколько сотен тысяч тонн, а ты стоишь в очереди за сметаной.
Сегодня мы тоже оказались в такой ситуации, когда призывы к идеологии не работают. Снова есть проблемы, например, повышенная цена на яйца. Возможность публичного разговора не всегда возможна. Ты не можешь прямо говорить про сегодня, но ты можешь это сделать через аналогии с прошлым.
Фото: Евгения Кобеева / It’s My CityИсторик Антон Кочнев тоже считает, что обращение к прошлому — реакция на сегодняшнее кризисное время:
— Любые кризисные события заставляют нас обращаться в прошлое и искать романтизацию в нем, это может быть любой временной промежуток. Мы понимаем, что сейчас в государстве происходит целый ряд кризисных явлений, на которые остро реагирует поколение, в том числе выросшее в 1980-х и 1990-х.
Происходит невольный уход, романтизация, и люди пытаются себя убедить в том, что раньше было еще хуже — и справлялись, а сейчас вроде все не так плохо, поэтому и сейчас справимся. Я думаю, что идея романтизации того кризисного этапа, который был, более актуальна.
Фото: Евгения Кобеева / It’s My City«У молодежи есть желание диктовать новые правила»
К ностальгии по восьмидесятым и девяностым присоединились даже те, кто не жил в это время. Несмотря на то, что время нельзя назвать мирным, молодые люди восхищаются чувством свободы, говорит Марина Соколовская:
— У этого времени есть интересный флер — законы не действуют, ты создаешь их сам. По сути, это была аномия — ситуация, когда в обществе слабо работают старые социальные институты, а новые еще не появились.
Это притягательная для нынешних молодых людей вещь — здесь ты ходишь в школу, колледж или университет, где куча правил, а там кажется, будто бы все иначе.
— В этом времени есть ощущение скорых перемен. В 1990-е Российская Федерация могла стать любой. И эта идея ожидания каких-то позитивных изменений, конечно, притягивает многих. Этого вектора хватило до двухтысячных и десятых. Тогда все начало налаживаться. А сейчас большинство людей так или иначе начинает наблюдать стагнацию, — говорит Кочнев.
Фото: Марина Молдавская / It's My CityМожет ли эта романтизация повлечь за собой новую волну насилия?
Авторы «Слова пацана» не скупятся на кадры с насилием, кровью и массовыми драками. В том числе из-за этого весь декабрь звучали призывы запретить и не показывать сериал. Например, президент Татарстана Рустам Минниханов заявил, что он излишне романтизирует период расцвета уличных группировок.
— Мы это проходили, и мы не имеем права допустить повторения событий прошлого. Наш парламент, мы должны донести до руководства страны, что такие фильмы не соответствуют той политике, которую мы преследуем, — говорил Миниханов.
Депутаты Госдумы просили проверить сериал на содержание пропаганды, которая может причинить «вред жизни и здоровью детей, а также всему российскому обществу». Но в итоге Роскомнадзор ничего такого в нем не нашел.
Культуролог Марина Соколовская уверена, что нельзя говорить об эпохе девяностых только как о расцвете криминальных группировок и бандитизма. Корни этой системы нужно искать в советском периоде.
— Есть исследование, которое показывает, что корни того насилия, которое было в девяностых на улицах, лежат в социальных условиях жизни советского города. Все эти люди не появились из ниоткуда. Они выросли в определенной советской культуре, где уже были свои нормы насилия. Насилие существовало, но стало удивительным, потому что про него начали открыто говорить.
Это можно заметить и в культуре, к примеру, в советском сериале «Следствие ведут знатоки». Его начали показывать еще в шестидесятых годах. Первые серии ощущаются как правильный детектив: есть преступление, его раскрывают и все налаживается. В сериях семидесятых годов уже начинает ощущаться социальный пессимизм: да, следователи найдут одного преступника, но как выйти из ситуации бандитизма, непонятно.
К восьмидесятым там складывается удручающая картина мира: насилие не разрешается, наказание случается, но не всегда. Это показывает, что простые люди чувствуют глубокий пессимизм по поводу базовых вещей.
Фото: кадр из сериала «Следствие ведут знатоки»Однако сама по себе ностальгия по девяностым вряд ли приведет к увеличению насилия в обществе, уверена Соколовская:
— Общемировая тенденция такая, что уровень насилия постепенно снижается. Мы видим все меньше бытового насилия, в условные шестидесятые количество убийств было даже больше, чем в девяностые.
Антон Кочнев также считает, что напрямую ностальгия по девяностым не сможет повлиять на всплеск насилия. Однако из-за последствий «спецоперации» современная Россия может пойти по схожему сценарию с той эпохой.
— На 1990-е пришелся этот этап турбулентности, когда у нас в эту кризисную эпоху возвращались люди из Афганистана. У многих вернувшихся с войны было ПТСР. Это есть всегда, это было после вьетнамской войны, после афганской войны, после чеченской войны. И когда эти люди попадают в кризисную ситуацию, они пытаются себя найти в мире, используя инструменты военного времени.
Силовые методы решения конфликтов стали актуальны и для страны в целом. Если мы на международном уровне можем решать конфликты так, то почему мы не можем делать это на уровне социума?
Фото: Марина Молдавская / It's My CityКогда сменится тренд?
Оба эксперта уверены, что тренд на два последних десятилетия прошлого века сохранится с нами надолго. По мнению Марины Соколовской, дело в том, что в это время формировались ценности большей части россиян, а интерес к системе ценностей не исчезнет, пока живы люди этой эпохи. А позже тренд может сдвинуться на нулевые.
— Несмотря на эти процессы, если мы посмотрим какие-нибудь видео в TikTok, то многие уже показывают вещи из нулевых, конфетки какие-нибудь, первые тетрисы, которые появлялись в нулевые. Тренд уже начал переходить.
Это совершенно нормальная, закономерная вещь, поэтому тут нечему удивляться. Когда он полностью сменится? Все зависит от того, в какую эпоху мы войдем дальше. Сможем мы выйти из кризисной ситуации или она углубится? Пока этого не может сказать никто, — заключает Кочнев.
It`s My City