Екатеринбург всегда удивлял талантливыми людьми, и новый герой It’s My City не исключение. Владимир Симакин — фотограф, живущий в собственном творческом пространстве. Он делает концептуальные женские портреты и снимает пейзажи в любимом многими стиле русской хтони. В 2022 году он попал в топ-100 лучших фотографов в номинации «Концептуальная фотография» международной премии 35AWARDS.
За свои 64 года Владимир (просит называть себя исключительно по имени) успел прожить многогранную и кинематографичную жизнь. Родившись в шахтерском поселке вдали от столиц, он прошел путь от актера театра и кино до преподавателя художественной фотографии, от сценариста и режиссера авторского неигрового кино до телеведущего.
Мы встретились с Владимиром в его мастерской и пообщались о том, как он через множество разных творческих ипостасей пришел к фотографии и как сегодня стремится передать свое ремесло другим.
Фото: Анастасия Овчинникова«Я — пятилетний мальчик с наивными, широко открытыми голубыми глазами на взрослый мир»
— Себя помню поздно. Мама. Вечер. Большой письменный стол. Зеленое сукно. Мы делаем елочные игрушки. Снежинки из блестящей бумаги, которая копилась от пачек с индийским чаем. Вырезаем, клеим гирлянды флажков из бывших поздравительных открыток.
Папа с мороза, за ремнем топор, втаскивает огромную елку. Мучительно не могу заснуть.
Вдруг утро. В комнате запах отогревшейся елки, коробки и свертки под ней... До сих пор я — этот пятилетний мальчик с наивными, широко открытыми голубыми глазами на взрослый мир. Стараюсь в себе это не просто хранить, а охранять. Вот кто такой Владимир Симакин, — улыбается он, отвечая на наш первый вопрос.
Спустя 60 с лишним лет Владимир — фотограф, который держит свою студию на пересечении переулка Саперов и улицы Декабристов и передает свое ремесло молодым фотографам. За спиной у него работа в театре, в кино и на телевидении. Он признается, что стать творческим человеком с множеством граней ему помогли не столько обстоятельства, сколько люди
— Середина 1970-х. Торжественное начало исхода Советского Союза. Как раз в разгар одиннадцатой пятилетки к нам в Невьянск на два года высылают музыканта-тунеядца-джазмена Павла Кочнева. На вид ему лет пятьдесят, аккуратно подстриженные маленькие усики и непременный цветной платок, повязанный вокруг шеи. Привез он с собой целый склад духовых инструментов — от саксофонов до валторн, от кларнетов до тромбонов...
Он устраивается во Дворец культуры механического завода и организовывает джаз-оркестр. Набирает парней, причем очень умело. Губы тонкие — играешь на трубе. Чуть больше — саксофон. А еще губастее — тромбон. Валерка Дерюшев у нас был, шустрила такой, всех девок в школе задирал (смеется). Хотел быть только ударником, так преподаватель ему прямо сказал: «Ударником хочешь быть? Научись сначала по резине стучать!» И Валерка месяц толстенными палками по резине тата-тата, тата-тата, тата-тата... Стал барабанщиком.
А я сначала на кларнете выучился, а затем и саксофон дали. До сих пор и губы, и пальцы помнят мелодию «Опавшие листья».
И благодаря Павлу, не помню отчества, Кочневу у невьянских пацанов возникло соприкосновение с чем-то незнакомым, непонятным, неведомым, но манящим и завораживающим! Мы дули и «киксовали» (вместо нот выдавали непонятный звук на кларнете или саксофоне — прим. ред.). С первой цифры, и еще раз дули и «киксовали». А Валерка Дерюшев стучал. И еще раз с первой цифры.
Он заворожил нас, Павел Кочнев.
Фото: Анастасия ОвчинниковаОт любви до ненависти к театру
Параллельно была и музыкальная школа, в которой Владимир отучился семь лет по классу фортепиано, фотокружок и даже драмкружок. После школы в 1977 году он поступает в Свердловское театральное училище. Объясняет это просто — театр незаметно возник в нем и навсегда остался частью его творческого «Я».
— Родители не знали, куда меня после 10 класса определить. Куда мне поступать? Мама говорит: «Он же хорошо историю у нас знает! Давай-ка на исторический факультет в университет».
Папа везет меня в Свердловск, подводит к этому университету... А я как увидел эти колонны и эту дверь тяжелую, дубовую... И только на четыре ступеньки смог подняться... Даже в это здание не зашел. Испугался.
Вы-то, наверное, легко в этот университет дверь открываете. А я вот на четвертой ступеньке так и стою (улыбается). Кадр этот до сих пор в голове! А в училище театральном как раз тоже набор шел... — вспоминает Владимир.
Подготовка к поступлению проходила у Владимира в ускоренном формате. Басня, стихотворение, прозаический отрывок. За это взялась Людмила Васильевна — руководитель драмкружка, в котором он занимался с 8-го по 10-й класс. Ну, а за танец — ее супруг, руководитель танцевального коллектива.
— Эти потрясающие люди меня за недельку так натаскали, что можно сказать благодаря им я и поступил в Свердловское театральное училище. Отучившись три с половиной года, отыграв дипломные спектакли, с квалификацией актер второй категории поступил на службу в театр. И думал, что всю жизнь в театре и отслужу. Знаешь, этот период жизни был как в той фразе знаменитой у Белинского: «Любите ли вы театр так, как я люблю его? То есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом... Так ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!..»
У меня даже цитата эта в какой-то из студенческих тетрадей на полях была написана. Десять лет в театре и отслужил, — вспоминает Владимир.
Фото: Анастасия ОвчинниковаОдновременно с работой в театре Владимир учится в мастерской Вячеслава Анисимова в Свердловском театральном институте и получает диплом о высшем образовании с квалификацией «актер драматического театра и кино».
Но после его жизнь кардинально меняется, и он начинает часто сниматься в кино. Причем не только на Свердловской киностудии, но и на Московской. Первым и важным фильмом в его жизни стала картина Олега Воронцова «Гонка с преследованием», в которой Владимир сыграл эпизодическую роль «парня в красном шлеме». Так он начинает отходить от театра, с которым хотел связать жизнь.
— Иронично. Судьба-то все иначе устроила. Театр, чтобы любить, надо знать. Театр здесь, там его нет. Запах кулис — это запах пыли, — говорит Владимир.
А между кулисами «живет» сцена, где ставили пьесы не великих Мрожека с Петрушевской или Вампилова и Брехта, а «тюткиных и пруткиных», которым Владимир абсолютно не симпатизировал.
Ему был необходим «воздух», тлен соцреализма уже не вдохновлял. По словам Владимира, театр «болел» и медленно умирал на его глазах в бреду алкогольного делирия. От этого периода осталось лишь пятно в памяти и на стене фойе от фотографии бывшего актера В. Симакина. Серая униформа и «мраморное мастерство» больше не привлекало.
— Воздух был в Москве. Я написал киносценарий и отправил его, даже не надеясь, в приемную комиссию на высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров. Через месяц на вахте театра меня ждал конверт, в левом верхнем углу которого стоял штамп «Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров». Открыл я его через сутки, это был вызов на собеседование и творческий конкурс. А еще через сутки я улетел в Москву. Театр был в прошлом. В будущем было кино! — рассказывает Владимир.
Фото: Анастасия ОвчинниковаС 1993 по 1995 год Владимир проходит высшие курсы сценаристов и режиссеров в мастерской сценариста драматурга Леонида Гуревича и режиссера Самария Зеликина. А уже через год работает в телекомпании «Облик» сценаристом и режиссером, режиссирует игровые сюжеты на ток-шоу Владимира Познера «Если».
— В начале 1990-х телевидение было «космосом» новых идей и форматов, свободы и творчества. День, ночь, зима, лето... Владивосток, Псков, Екатеринбург, Питер... Съемки, монтаж, эфир и опять съемки! Такой был ритм, такое было время и потрясающий опыт, — продолжает он, прикуривая сигарету.
Вернувшись в Екатеринбург, Владимир устраивается на телекомпанию АСВ режиссером новостей и собственных программ, а также ведет программу Жанны Телешевской «Диалог в ночи».
— Сняли и выпустили в эфир два сериала — «Седые хулиганы» и «Великая иллюзия», о фестивале «Кинотавр» в 1996 году, десятки документальных фильмов, — рассказывает Владимир.
«Творческий метод» фотографии
Куда же девать этот накопленный опыт? Конечно отдавать. Примерно с 2005 года Владимир работал на Свердловской киностудии, но снимал в основном «болты в томате» — так на киношном сленге в шутку называли заказные и юбилейные фильмы о заводах. Тогда же в его жизни появляется фотография.
— Кино позади, рядом и во мне до сих пор. Пишу сценарии, снимаю, иногда снимаюсь сам. А вот фотография как вид искусства во мне рванула неожиданно. Пригласили в колледж «Стиль» читать основы операторского мастерства и монтаж. А на следующий учебный год: «А вы не смогли бы еще почитать творческий метод в фотографии?», а дальше и портретную съемку и аналоговую съемку и мокрый процесс... Вот так и вошла в меня фотография, с... творческого метода.
Меня вдруг стало завораживать это фотографическое пространство, ограниченное по длине и ширине, в котором нет движения, звука, музыки, диалогов, как в кино. Но в нем есть все! — улыбается он.
Фото: Анастасия ОвчинниковаПосле Владимир начинает преподавать на факультете кино и телевидения в РГППУ, а к 2019 году становится преподавателем нескольких дисциплин по фотографии в колледже «Стиль». Сейчас у него собственная «Вольная мастерская», как он иронично ее называет.
— Думаю, у меня есть что озвучить сейчас. Именно в Екатеринбурге, именно в это время и именно в этом месте, на пересечении Саперов и Декабристов, я живу, создаю и буду продолжать развивать фото- и киномастерскую для начинающих фотографов, которым всегда готов безвозмездно помочь.
В этом доме всегда открыты двери для творческих людей. И они могут здесь делать все! Все для удовлетворения своих творческих амбиций: создавать интерьер, перекрашивать стены, работать с реквизитом, костюмами и техникой. Поэтому приходите. Жду!
Каждый квадратный метр студии, неважно, кухня или ванная, коридоры, комнаты, книжные полки, столы, стулья — все это является съемочным павильоном. Многие сравнивают эту квартиру с классической питерской коммуналкой, где под желтым абажуром над столом всегда горячий чай и разговоры, дни рождения, грусти или радости, — делится Владимир.
Фото: Анастасия ОвчинниковаОрганику, чувства, суть и нутро фотографа можно понять исходя из того, что он снимает, какие темы его волнуют, как он интерпретирует это в фотографию. Внутренний мир Владимира устроен непросто и может вызывать у зрителя самые разные эмоции — от отвращения до восхищения. Практически во всех его кадрах преобладает женщина. Но образ героини Симакина никогда не выглядит жертвенно. Скорее, наоборот, он обожествляется, несет в себе тайну и что-то неуловимое, но очень явное.
— «Розовых девочек» мне снимать неинтересно. Я очень долго наблюдаю за человеком, стараюсь понять психофизику, понять какие-то внутренние, латентные и скрытые желания. Заранее предупреждаю своих моделей, что сейчас мы будем не сниматься, а осуществлять некий творческий, совместный акт. И это слово «акт» очень точное.
Для меня он начинается с того, как мы садимся пить кофе. Человек рассказывает мне о себе, а я начинаю раскидывать вокруг невидимую, образную сеть. Сеть хоть и невидима, но прочна. Она помогает соприкоснуться с очень искренним и личным.
И я стараюсь сделать так, чтобы человек, сидящий напротив камеры, был моим сообщником. И, что не менее важно, чтобы он сам этого хотел! — признается Владимир.
Фото: Анастасия ОвчинниковаЭмоциональные протуберанцы из детства
Помимо темы женского начала в работах Владимира часто проигрывается тема так называемой русской хтони. Зритель очень прикован к этой истории, ведь всем нам знакомы унылые, но родные пейзажи с панельными домами или деревенскими улицами.
Отдельное внимание он уделяет образу пространства. Как правило, в работах Владимира оно очень ограниченное и замкнутое. Как он говорит сам, провинция — всегда замкнутость. Клуб, магазин, баня, больница, пожарная часть, кладбище... Сюда встраивается портрет человека в определенном эмоциональном состоянии. Свою роль играют и детали интерьера или экстерьера, а также отсылка ко времени — что носили тогда. Важна и кинематографическая атмосфера кадра.
— Это мое детство. И я люблю это. Очень люблю. Почему зритель к этому прикован? Человеку ближе всегда то, что до боли знакомое, и то, что он пережил. Это вызывает некие эмоциональные протуберанцы. Многоэтажки эти, безотцовщина и прочее... А родное и пережитое бессознательно тянет. Я думаю, что это действует на уровне индивидуальных эмоциональных воспоминаний. Людям нужно и полезно страдать, — говорит Владимир про хтонические пейзажи.
![«полнолуние» из серии [бессонница]. Фото Владимира Симакина](/static/uploads/fa6b89351fdecb08b886a815fd958872afafcea1.jpg)
«полнолуние» из серии [бессонница]. Фото Владимира СимакинаНа вопрос, есть ли что-то особенное в уральской фотографии, Владимир, улыбаясь, отвечает, что не стал бы делить фотографов на уральских и псковских:
— Всех, кто занимается фотографией, очень схематично можно разделить на несколько групп. На три, если точнее.
Фотографы, работающие в узком, прикладном фотографическом сегменте от репортажной съемки до предметной или рекламной. Вторые специализируются на бьюти и фешн-фотографии. Третьи — на художественной. Жанров очень много! Но фотографов, снимающих в Екатеринбурге, объединяет уникальность пространства и локаций, архитектура и городская среда. В этом контексте хорошо работает и арт, и концептуальная фотография.
Я же удовлетворяю свои творческие амбиции и живу за счет энергии изобретения собственного художественного пространства. И эта генерация меня подпитывает и будоражит.
Сочиняя новую фотографию, я непременно играю с композицией, драматургией цвета. Очень люблю привнести в фотографию предметную составляющую: то разорву фотоизображение, то сошью, то оболью, то высушу.
Фото: Анастасия ОвчинниковаВладимир признается, что создает свои фотографические миры, намеренно вырывая их из знакомого, привычного, узнаваемого пространства. Зачастую это происходит при смешении жанров, намеренном искажении цвета снимка, ломаных позах моделей и полном уходе от привычных классических рамок.
— Многие делают все по шаблону, как учили. А я порчу свои фотографии намеренно. Нужно при таком свете снять? Да я специально все наоборот сделаю! Я люблю создавать свой визуальный мир. Может быть, отчасти придуманный, но свой.
Конечно, у каждого есть свои фотографы. Насмотренность — первое и необходимое условие развития художественного вкуса. Это известная формула: сначала ты подражаешь, затем у тебя вырабатывается своя собственная манера. И если повезет, дойдешь и до стиля. Питера Линдберга невозможно спутать с Паоло Роверси, а Франческо Вудман с Сарой Мун. И непременно образованность к одаренности — твое конкурентное преимущество, — считает Владимир.
Необратимость быстро стремящегося времени
Беседа заканчивается, Владимир закуривает очередную сигарету и сквозь легкую улыбку и внимательный взгляд ожидает последнего вопроса.
— Какой снимок ваш любимый?
— Этот, — показывает на фотографию, разделенную надвое. В одной ее части взрослый, в другой малыш, едва научившийся стоять на ногах.
— Необратимость. Необратимость быстро стремящегося времени. Шахтерский поселок из четырех улиц и нескольких бараков. Мне чуть больше года, а значит, осень. Моя комната с кроваткой у печки и шифоньером. Папа напротив присел с какой-то штукой... А теперь я с этой штукой, которая помогает понять смысл и суть и радость быстротекущей жизни. На фото слева я... И мне 64 года.
It`s My City