Поэт Влад Семенцул настолько долго живет в Екатеринбурге, что сейчас уже сложно думать, что родился он совсем не здесь, а в небольшом городе Рыбница в Приднестровье, рос и вовсе в тайге в Нижневартовске. На Урал Семенцул переехал лишь в 2002 году, учиться на режиссера в Академии искусств и художественных ремесел имени Демидовых. Но режиссером так и не стал. Зато стал поэтом, важным для уральской сцены.
На стихотворных чтениях нельзя не заметить высокого бородача в очках и модной шапке, декламирующего свои порой лиричные, а порой жесткие, бескомпромиссные тексты звучным голосом. Заодно Семенцул создает мифологию повседневности — вдохновить его на стихи могут обычный спуск в метро, случайные разговоры школьниц или уралмашевские голуби. Получается фольклор, у которого может быть только один рассказчик — он сам.
Мы прогулялись с Владиславом по Уралмашу, где он живет уже больше десяти лет, и попытались найти поэзию в прямоугольных кварталах и уютных дворах.
Голос будничных дворов
Реальность, по словам Семенцула, полна «случайных неслучайностей». Им навстречу мы и отправились. Местом прогулки выбрали Уралмаш и пошли по пути, который поэт проделывал не раз, возвращаясь с работы: от метро «Уралмаш» до дома. По словам Влада, лучше идти по тихим дворам, не спеша, параллельно наблюдая за будничной жизнью обитателей района.
— Я приехал в город в 2002 году и жил в основном на Юго-Западе, вокруг улицы Бардина. Знакомство с Уралмашем у меня произошло так. В 2003 году я учился в академии, и мне надо было приехать сюда, чтобы купить деталь для VHS камеры. Тогда были популярны истории из девяностых: вот ты приезжаешь на Уралмаш и мгновенно получаешь пиздюлей. А я еще был «неформалом»: ходил в красных штанах, волосы у меня длинные были, пирсинг. Мне казалось это модным. Приехал я сюда, посмотрел на район... быстро сел на метро и уехал. Деталь не купил: страшно стало. Подумал: пойду-ка я, — вспоминает Влад.
Когда Влад говорит о своей «неформальности» в прошедшем времени, он немного лукавит. На встречу он пришел в яркой куртке малинового цвета, глядя на которую, невольно вспоминаешь о пиджаках из девяностых, с модной сумкой через плечо, а в рюкзаке у поэта спряталось легендарное «Жигулевское». Добавим к этому его стихи и получим образ, удивляющий своей многослойностью.
Спустя девять лет Влад все же поборол страх и переехал на Уралмаш. А работал там же, на Юго-Западе, в архиве, поэтому часто спускался в метро и даже посвятил этому стихотворный цикл «Метромолебен».
— Там четыре текста: вход, спуск, на перроне и просветление, смерть — про то, как человек спускается с поверхности вглубь земли. И метро его уносит в небытие, так скажем, к центру, к ядру, — добавляет Семенцул. Здесь и далее авторская орфография и пунктуация сохранены.
Метромолебен (При входе)
При входе в метрополитен
молись мой друг
среди тоннельных стен
так много сук
и в каждой суке
спрятан медальон
нательный крест
а я по-прежнему влюблен
в тебя Свердловский Бес
— Здесь же должен был пройти концерт «Гражданской обороны»! — восклицает Семенцул, когда мы подходим к зданию ДК Лаврова на проспекте Космонавтов. Концерт и правда должен был пройти там в 2004 году, но в последний момент его перенесли в ДК «Урал», где случилась крупная драка между панками и скинхедами. — Зоя, моя подруга, ходила на него. Говорит, там парня порезали. Тусила там всякая гопота.
По пути к дому на проспекте Победы, где Семенцул снимал свою первую комнату, перед нами открывается пространство с гаражами и турникетами, которые, как отметил Влад, похожи на ЛЭП. Здесь одно из его излюбленных «феншуйных» мест для встреч с друзьями, тоже из творческой среды.
— Обычно я здесь тусил, как с кем ни встречусь. Летом-весной вообще красота. Тут мы и с моим другом Димой Поповым встречались, и с Артемом Быковым.
Знакомство с уральским поэтом Артемом Быковым совпало с присоединением Влада к местной поэтической тусовке. Писать стихи он начал намного раньше, в 16 лет. А толчком послужило трагическое событие в семье: тогда убили его младшую сестру. Вот его первый текст:
Мысли мертвеца
От чего сегодня глухо
Словно ночь в моем гробу
И не так уж и скучно
Даже лучше чем вчера
Встав с полуденного зноя
Я иду, глядя вперед
Но меня не кто не знает
Потому что я уж мертв
Переехав в Екатеринбург, он продолжил писать, но показывать кому-то свое творчество не торопился. Только спустя пять лет с момента приезда в город ему пришла мысль о том, что пора найти творческих единомышленников.
— Так интереснее, когда с кем-то дружишь, делишься своей поэзией. Мне тогда порекомендовали сходить на Пушкина, 12 в «Дом писателя» к Юрию Казарину. Он там вел поэтический кружок. И в тот вечер я познакомился с поэтом Александром Вавиловым. Он вообще говорит, что я первый поэт на Урале, с кем он познакомился. Саша мне посоветовал сходить в «Капитан Лебядкинъ», другое поэтическое объединение, — вспоминает Влад.
В «Лебядкине» любители стихов собирались раз в неделю. Вел занятия известный екатеринбургский поэт Андрей Санников: он читал лекции о разных авторах, давал практические задачи, советовал, что почитать дома.
— Я в то время большое количество книг прочитал. Например, до сих пор впечатлен питерским художником и поэтом Роальдом Мандельштамом. У него настолько воздушная, стерильная поэзия — неимоверное удовольствие получаешь от чтения! Еще вспоминаю Олега Григорьева, Виктора Соснору.
Андрей Юрьевич знает многих, и вокруг себя он собирал разнообразных поэтов. Со времен «Капитана Лебядкина» я тоже начал собирать книжки. У меня большая коллекция сборников стихов уральских авторов: Санников, Кальпиди, Сальников, Комадей, Ивкин, Петрушкин, Грантс, Машарыгин, — признается Владислав.
В клуб Семенцул проходил два года. Благодаря этому опыту у него расширился поэтический кругозор, а в голове стали складываться более сложные образы.
А журавли жирафов нагло покусали
За шеи длинные, за розовый язык
И больше никогда жирафы не мычали
Они ушли к слонам на пастбище пастись
Слоны плели чулки, накаливая спицы
Чтоб выжечь на доске жирафов имена
И больше никогда жирафам не приснится
Безоблачный Таймыр и серые холмы
А журавли все ждут, затачивая клювы
Чтоб нагло укусить кого-нибудь еще
И больше никогда не будут падать зубы
И больше никогда жирафы не умрут
Сразу после слов о поэтических влияниях мы натыкаемся на спонтанную инсталляцию: к дереву прислонены книжки, среди которых энциклопедия «Я познаю мир». Здесь же в ряд расположилась коллекция небольших бутылок из-под крепкого алкоголя. Такой вот буккроссинг по-уралмашевски. Случайные неслучайности.
Поэтические тексты Семецула вдохновлены именно такими будничными сюжетами. Помогают те самые медленные прогулки и наблюдения: можно смотреть вокруг, замечать необычные ситуации, читать рекламные объявления или же ловить случайные разговоры.
— Однажды передо мной шли две девицы, наверное, школьницы. И одна другой говорит: «Знаешь, он такой классный! Он меня так взял и поднял. Он не толстый — он просто высокий!» Я взял эту фразу и «раздул» текст:
Он не толстый он просто высокий
Глубина его глаз, ширина
И поэтому он одинокий
Мажет небо на море волна
Он не толстый он просто высокий
Бесконечно бегущий пейзаж
В каждой букве теряются строки
И поэтому вечно он наш
Он не толстый он просто высокий
Очарован земной пустотой
Его руки, вихри, потоки
Омывают морскою водой
Он не толстый он просто высокий
Идеальная форма внутри
Где пространство теряет истоки
Раз, два, три
раз, два, три
раз
два
три...
Уралмаш как точка сборки поэтов
Иронично, но именно тот самый страшный Уралмаш из девяностых в начале десятых невольно оказался точкой притяжения знаковых екатеринбургских поэтов и культурных деятелей. Мы подходим к детской площадке во дворах — здесь Влад встречался с бывшим уральским, а ныне московским поэтом Русланом Комадеем.
— До этого свои тексты я публиковал только в группе во «ВКонтакте» и на Стихи.ру (многие этот сайт используют как архив). И читал на поэтических вечерах типа «Чтецов» в кафе «Шепот крыш», в рамках «Капитана Лебядкина» и на фестивалях типа «ЛитератуРРентгена».
С Русланом мы познакомились в «Капитане Лебядкине»: он туда приезжал однажды. Спустя время он мне сам позвонил и предложил сделать книгу. В итоге мы сделали «Рождение естественным путем» и с того момента начали общаться.
Что ты девочка, что ты милая
Хочешь в почки? хочешь вилами?
Хочешь тапочки? хочешь белые?
Я куплю тебе вишни спелые
И в лицо тебе кину косточки
И к ногам твоим плюну мякишем
А зерном сырым буду пачкаться
Умываться им в воскресение
И глаза мои будут зернами
Зарастать в слова змееволосы,
Я куплю тебе платье черное
Будешь вороном одноголосным
И во мне взойдут корни травами
И меня склюют птицы клювами,
Что ты девочка, что ты милая
Хочешь в сердце? Хочешь, выломи.
— Руслан жил в Тагиле, а после переехал сюда, на улицу Победы, со своей женой Сашей, Артем Быков тоже жил недалеко. Алексей Сальников, кстати, на Эльмаше все еще живет. И вот мы все когда встретились, оказалось, что находимся на одной параллели.
Вот оно, четвертое окошко, — показывает Семенцул на окно на четвертом этаже, когда мы подходим к дому (на той же улице Победы) где обитал он сам.
— Здесь была квартира моей подруги Зои. Она в 2012 собиралась уезжать в Питер. Я тоже собирался, но там у меня ничего не сложилось, и я вернулся обратно и поселился здесь. Позже начал общаться с Машей, сейчас уже моей бывшей женой, она переехала сюда ко мне. А потом мы поженились, — делится Влад.
Несмотря на то, что женские образы в поэзии Семенцула мифологизированы, собраны в один, и в них сложно определить отсылки на конкретных людей, во всем многообразии текстов Влада все же есть стихи, про которые можно сказать — это про Машу и Уралмаш.
— Есть один незамысловатый текст. «На карте города» называется. Это я у Рыжего прочитал «Приобретут всеевропейский лоск...» и «В Свердловске живущий» и вдохновился:
На карте города Свердловска
Я написал: «Люблю ее»
Она разделась и неброско
На карту кинула белье
Белье упало на район центральный
И я воскликнул: «Быть беде!»
И заиграл набат печальный
Она воскликнула: «Мы где?»
А мы с тобой на Уралмаше
В хрущевке желтой с беленьким окном
И в маленькой квартире нашей
Друг друга называем дном
И вечерами под набаты
Она снимает нижнее белье
А я раскручиваю карты
Чтоб написать: «Люблю ее»
Екатеринбург-Свердловск: почему круто писать про Урал
Несмотря на то, что советское время Влад успел застать лишь в детстве, да и вообще рос не на Урале, в его стихах нередко появляется Екатеринбург, особенно прежнее название города.
— Свердловск какое-то время был закрытым городом, насколько я знаю. И этот образ создает «демонизм» в текстах, какой-то мрак и уныние. Возможно, потому что сам я в юности был уныл, я схватился за этот образ. Но и отчасти то, что происходило в стране советское время, с шестидесятых по девяностые, это мрак, как мне кажется, — говорит Влад.
Лев в Свердловском храме
Мой новый Троцкий
проспектом прошел по Свердловску
по улице Ленина
непринужденно, временно
свернул в сторону цирка
из кармана достал циркуль
и начертил на стене
на углу дома
схему вселенной
из двух улиц
параллельных районов
рабочих и спальных
от окраины до окраины
чертил циркулем
зарисовывал действительность документально
измеряя шагами
горизонт города
гордо поднимая голову
над горами
мой новый Троцкий
живет в Свердловском храме!
В десятые было популярно явление Уральская поэтическая школа. Выходила даже одноименная энциклопедия под редакцией челябинского поэта Виталия Кальпиди, куда входило значительное количество авторов. Влад пошутил, что если его туда причислили, открещиваться от этого не будет — значит, тоже уральский поэт.
В очередном дворе мы натыкаемся на стаю голубей, которая заполонила металлический забор. Семенцул мгновенно вспоминает, что писал текст о голубях для придуманного им же поэтического проекта «Истории забытого Урала».
Проект начался с фотографии. В эпоху телефонов-раскладушек Семенцул оказался обладателем 1,3-мегапиксельной мобильной камеры, на которую сделал множество великолепных черно-белых фотографий. Те, что ему особенно нравились, легли в основу маленьких историй об Урале. Они, по замыслу автора, являются пластом культуры, которая существовала на этой территории до современной цивилизации. Видео с текстами историй даже заняло второе место на Всероссийском конкурсе видеопоэзии «Третий глаз» в Перми.
Истории забытого Урала (Голубиные вши)
Над нашими головами пролетали птицы
Мы молча стоим на коленях
И разглядываем их в небесах
«Кто это?» — спросил я у мамы
«Боги» — ответила шепотом мама
«Так почему же голубей называют вшами?»
Прошептал возмущенно я
«Тссссс!!!» — ответила мама
Приставив указательный палец к моим губам
Так начиналось наше утро.
Наконец мы приближаемся к дому на Восстания, где последние несколько лет живет поэт. Тут же ему вспоминается трагикомичная история про Екатеринбург и эпидемию ВИЧ.
— Быков у меня был в гостях однажды. Мы сидели, выдумывали глупости. Это как раз в тот год, когда Свердловскую область признали самой ВИЧовой. А тут перпендикулярно улице Восстания Ильича идет. Я и говорю: «А у нас на Ильича эпидемия ВИЧа!» Потом ходили целый день хихикали.
Году в 2015 у меня появляются тексты про Екатеринбург и про женщин. Есть штучные тексты с адресами, улицами: есть про улицу Попова, про Ленина... В какой-то период времени меня торкало, казалось, это настолько круто про Урал писать. «Божественно» — я это слово везде запихивал.
Екабэ на букву бэ
Гимн Урала на трубе
Широка у бога морда
Я играю в три аккорда
Песни малую без слов
Про тот город, где Свердлов
Семенил туда-сюда
На плотинке у пруда
Под немые звуки рыб
Я губой к трубе прилип
И в округе слышен гимн:
«Екб, ты стал другим!»
Помнишь, помнишь благодать
Как ложились мы в кровать
Бормоча друг другу «фу»
Поцелуй меня в УРФУ
И не надо больше фраз
Мой Свердловск в глазах погас
Всем спасибо и судьбе
Екабэ на букву бэ
Если подытоживать, сейчас Екатеринбург для меня — период жизни, переходный возможно. Я бы хотел переехать в Финляндию, например. Но здесь я живу 22 года, половину жизни. Уже врос в город. А вообще, интересно: если бы я жил в лесу, какие бы там тексты строились и писались. На человека сильно влияет город.
Например, в Москве какой-то свой отдельный мир. А на Урале пишут про внутренние переживания, про любовь, про смерть. Если одним словом, уральская поэзия для меня — это изысканность, — признается Влад.
Поэтическая психотерапия
— Сейчас я пишу в свободной форме: делаю одну-две рифмовки банальные, а остальное все на ритме. Плотно нафаршированные образы. Раньше бывало, что сижу и долго работаю над текстом, переделываю. А в этом году пишу стихи в один присест, на каком-то психоэмоциональном взрыве.
У меня однажды настроение дурацкое было, я готовил суп. И образы в голову начали приходить. Ты отталкиваешься от этого, параллельно добавляешь ингредиенты в суп, раз — и строчки прокручиваешь-прокручиваешь, и текст длится-длится, нарастает, как масса.
Вообще, в текстах обычно передаешь свои внутренние переживания. Сейчас вот в мире несуразица какая-то происходит, об этом пишу. У меня ощущение, что все идет по какому-то плану, только я его не знаю, не видел его. Из серии фатума, — рассказывает Влад.
Мне все равно (при участии Бога)
Я перестал отражаться в зеркале
Чувствую себя ангелом
Бесполым и беззащитным
Маленьким пупсиком
С расплавленным воском на глазах
Удар крыльев бабочки по щекам
Застал меня врасплох
Из ларька вышел Бох
И рекомендовал быть никем
Как много бессмысленных тем
Я обсудил с самим собой
Топнул левой ногой
Шаркнул правой ногой
И ничего не произошло
Сегодня затмение нахуй пошло
И я попробую выговорить твое имя без запятых
Яндекс такси перевозит только святых
И беспомощных на скорых помощах
Святые на очень уж серьезных щах
Выкатывают глаза
Пятиэтажки, радуга, образа
Мимо мелькают
Как забавно кошки икают
Из окна автомобиля
Лиля
Или Лилит
Вспомнил имя твое
Высохшее белье
Сердце посередине бдит
Домофон, пару подъездом, куча плит
Спасибо и на том
Свои тексты, новые и старые, вот уже больше десяти лет Влад регулярно выкладывает в группу во «ВКонтакте».
— Для меня это как психотерапия, чтобы психика не перегревалась. Надо же чем-то заниматься. А большинство ведут себя как эти породы коз, которые, когда их пугают, скатываются и притворяются мертвыми и не могут из этого состояния выйти. Вот, например, сделай группу во «ВКонтакте», палки фотографируй: можно найти в них красоту. А я решил выкладывать свои стихи.
«Милый мрак»
Двигаясь к центру Уралмаша, мы незаметно доходим до одной из не самых очевидных его достопримечательностей — храма Рождества Христова на улице Машиностроителей. Незадолго до этого Влад упомянул, что у него в текстах последнее время появляется много образов Господа. Подходим ближе к храму.
— Я как раз текст про него писал! — радуется Влад. — Есть такой миф, что его бандиты построили. А я когда в троллейбусе ехал, вспомнил про него, и у меня сразу строчка такая пришла: «Что такого, что такого, церковь Рождества Христова»!
Смузи от смуты
Что такого, что такого
Церковь Рождества Христова
Бог в квадрате был забыт
Тихо молится бандит
Голосам небесных сфер
Хором пропоем про сквер
С головой нырну в Исеть
Чтоб не помнить песню впредь
Как построен был сарай
Ламповый кирпичный рай
Где в кроватях взрос Христос
В простынях из папирос
Что такого, что такого
Улица горит Свердлова
Ветер раздувает страсть
Город открывает пасть
У вокзала жгут костры
Мы с тобою вне игры
Очевидно, все умрут
Головой ныряя в пруд
И в потоке мутных вод
Девятнадцатый тонет год
Абсурдизация повседневности и нормализация этого абсурда (а «что такого»?), унаследованная Семенцулом от Хармса, нередко сочетается с тем, что сам поэт называет «милым мраком». «Милый мрак» знаком, пожалуй, всем в окружении Влада. Это и основание, источник переживаний в его поэзии, будь то завершение романа с возлюбленной, личные трудности или политические перипетии, и то послевкусие, которое остается после прочтения.
— Это такое детское кокетство, когда со всех сторон на тебя что-то давит, а ты как король в шахматах находишься в патовом состоянии: и самому шаг не сделать, и тебя съесть не могут. И вот ты как бы под одеялко спрятался и наблюдаешь за ситуацией оттуда. В юношестве у меня именно такое ощущение было: все ужасно. А потом, когда взрослеешь, начинаешь осознавать, что говнище все внутри тебя, а мир преображается — не надо утрировать.
It`s My City