Камилла Магамедова — режиссерка и драматургиня из ХМАО, которая уже несколько лет живет в Екатеринбурге и делает театральные эксперименты в арт-бюро «О2». Каждая ее пьеса и постановка — это кусочек ее внутреннего мира, переживаний и воспоминаний. В этом году Камилла стала еще и писательницей: в свет вышла ее книга «Тру-крайм свиданий», где девушка поднимает важные темы в отношениях — груминг и насилие над теми, кто слабее тебя.
Кроме того, уже пять лет Камилла мусульманка, соблюдающая все правила ислама: она носит хиджаб, молится пять раз в день и соблюдает посты.
It’s My City встретился с Камиллой о поговорил с ней о случайностях в ее жизни, опытах в театре, отношении к насилию, религии и Академическом районе, в котором она живет уже два года.
«Все, что планируешь, происходит не сразу. Когда происходит, уже не прикольно. В этом вся моя жизнь»
Камилле 27 лет, она родилась в Сургуте в интернациональной семье: мама наполовину русская, наполовину украинка, а отец лезгин. После окончания школы девушка уехала в Москву, где сначала училась на журналиста, но уже через год ушла в Школу телевидения «Останкино», где поступила на режиссера телевидения и документального кино. Заведение закрылось, и всех студентов перевели в Институт современного искусства (ИСИ).
Однако и в ИСИ девушка проучилась недолго — около трех лет. Ее двоюродная сестра поступила в Екатеринбург и предложила ей переехать, чтобы жить в одной квартире. Девушки с детства хотели попробовать жить вместе, и Камилла согласилась. К переезду на Урал ее подтолкнуло и то, что она начала ощущать усталость от Москвы. Ездить на сессии в столицу было сложно, поэтому она бросила ИСИ и поступила в Екатеринбургский театральный институт на театрального режиссера.
— Я вообще не планировала заниматься театром, в моем «графике» не было никакого театра, никогда им не интересовалась. Это случайно получилось. Вспоминаю песню Макса Коржа: «Все, что планируешь, происходит не сразу. Когда происходит, уже не прикольно». В этом вся моя жизнь. Все, что я планировала, не получилось, а если и получилось, то с большой задержкой, и мне это уже было не нужно. В итоге все сложилось совершенно по-другому, и это меня устраивает, — поясняет Камилла.
На режиссуре проучилась всего семестр, она буквально сбежала оттуда на продюсерское направление в мастерскую Алексея Бадаева. На занятиях по режиссуре Камилла столкнулась с колоссальным давлением со стороны мастера, который почти ежедневно обесценивал способности и личности учеников.
— Это был самый безумный опыт в моей жизни, потому что в первый день моих занятий он довел до слез взрослого 35-летнего мужика. И я тогда испугалась: «Что происходит? Я этого не хочу, помогите!» — вспоминает Камилла.
Такие жесткие и зачастую авторитарные порядки в театральных вузах и в некоторых театрах существуют из-за концепции, что артист должен не работать, а «служить» в театре, а мастер буквально воспитывает актеров, а не учит их. Все это кажется девушке устаревшим и суперортодоксальным.
— Когда произошел этот негативный опыт с мастером, с человеком, который подрывал мою веру в талант, это повлияло на меня действительно очень негативно. После одного семестра в мастерской я бросила писать, бросила режиссуру, я удалила все свои стихи, фильмы, выкинула все свои книги, ушла из театра как художница на продюсирование. И следующие три года я ничего не писала. Для меня это был самый жестокий опыт, когда кто-то говорит о тебе плохо просто потому, что ты существуешь. Те, у кого-то есть очень много власти, начинают ей злоупотреблять, власть подначивает к безнаказанности.
Я искренне обнимаю всех молодых художников, всех студентов театральных, художественных, хореографических, музыкальных вузов, потому что понимаю, как это бывает больно, когда критикуют не твою работу, а тебя как художника. Людям стоит всегда обращать внимание на то, насколько они бережны с другими людьми, не хотят ли они им навредить. «Не навреди» — это потрясающая часть клятвы Гиппократа, ее нужно давать каждому человеку при рождении. И если нет желания вредить, то мы делаем все правильно, все хорошо, — рассуждает Камилла.
«Художник — не синоним слова „страдалец“»
Сама Камилла выстраивает горизонтальные связи с актерами: она не говорит им, что нужно делать, а спрашивает их, что они хотят. Режиссерка работает как с профессиональными актерами, так и с любителями, но первые зачастую не могут проявить инициативу или самостоятельно принять решение.
— Обычно я задаю вопросы и не говорю ответы. Например, актер спрашивает, в чем ему прийти на репетицию, я говорю: «А как ты сам хочешь? Подумай». Потом всю следующую неделю он мне пишет и задает уточняющие вопросы. Это какая-то выученная беспомощность: человека учат отказываться от принятия самостоятельных решений и делать так, как говорит другой. А мне не хочется, чтобы кто-то был несамостоятельным и делал так, как говорю я, — признается Камилла.
Работая с профессиональными актерами, часто приходится проводить ночные репетиции, которые девушка считает «зашкварными». Камилла считает, что у актера, как и у любого работника, должны быть график и время на отдых. Камилле жаль артистов, которые вынуждены где-то еще играть и репетировать сверх своих рабочих часов. Это режиссерка называет «эксплуатацией художника», которой не должно быть в современном театре.
— Я негативно отношусь к явлению «служения в театре». Мне кажется, что искусство должно перестать эксплуатировать художников, в том числе исполнителей. Но, к сожалению, у нас в обществе это очень сильно воспевается: быть художником должно быть в тягость. Это очень странная история. Артисты не должны терять качество жизни из-за того, что они выбрали искусство, — объясняет Магамедова.
В целом в России высокий уровень толерантности к насилию, утверждает Камилла, из-за чего людей с детства учат страдать: им внушают, что трудности закаляют, приводят поговорки типа «Терпи, казак, атаманом станешь».
— Когда идешь в художники, страдание всячески культивируется. Художник должен быть голодным! Считаю, что это просто ужас. Художник — не синоним слова «страдалец», не юродивый, и не человек, который вызвался вдруг на самопожертвование и должен вообще камнем лечь, чтобы все вокруг потребляли контент, — говорит Камилла.
По мнению девушки, артистов эксплуатируют еще и потому, что в российской сфере культуры слишком мало денег. На кино, театры и другие виды искусства выделяется слишком мало средств из бюджета, а частные театры вынуждены слишком много работать, чтобы выжить.
— Я не знаю, как это изменить, но я уверена, что это имеет прямую зависимость: когда мало денег, ты берешь больше работы. Грустно, что авторы и художники должны зарабатывать мало и страдать просто потому, что их талант по какой-то причине в системе ценностей нашего государства считается менее значимым.
«По непонятной причине нас не замечает театральное комьюнити»
Частным проектом является и арт-бюро «О2», которым Камилла Магамедова занимается вместе с Полиной Ладиной. Девушки не смогли сотрудничать со многими знаменитыми в Екатеринбурге театральными проектами (их названия Камилла не упоминает) по разным причинам. Отчасти потому что люди в этих проектах увлечены Уральской школой драматургии, в пьесах которой много «чернухи», душевных терзаний героев и серой российской действительности. Это отталкивает Камиллу. Она считает, что должны существовать любые пьесы любых школ драматургии, все может найти своего почитателя.
Камилла предпочитает творчество драматурга и режиссера Ивана Вырыпаева. Он поднимает в своих произведениях непростые темы (например, свободы и несвободы в «Волнении»), но делает это легко, динамично и интересно.
— У Вани в пьесах и спектаклях есть просто разговоры, но они не о том, что происходит здесь и сейчас, а скорее о чем-то далеком, они очень саркастичные и легкие, они дают улыбку, интерес и надежду. И это мне больше нравится в драматургии, — говорит Камилла.
Не найдя то место, которое будет им по душе, Полина и Камилла в конце концов решили сделать что-то свое — бюро «О2». Начинался проект не со спектакля, как можно было подумать, а с книги «Сам ты девчонка». Это проза для детей, которую придумала и написала Камилла, а отредактировала Полина.
В произведении рассказывается о вымышленном мире, помещенном в стеклянный шар. Там есть две страны — Чувствилль и Бегундия. В первой ее жителям можно испытывать разные эмоции, но при этом запрещено бегать, прыгать и обниматься. В Бегундии же все можно, но ее обитатели не могут чувствовать. Из Бегундии сбегают два главных героя — мальчик и девочка. По легенде, в Бегундии растут волшебные цветы, которые могут исполнить любое желание, и мальчик хочет найти эти цветы и загадать желание — найти своего пропавшего папу.
Выпустив книгу самиздатом, девушки решили поставить по ней спектакль. Бюро получило стипендию для талантливой молодежи от регионального министерства культуры и союза театральных деятелей Свердловской области. На эти деньги Камилла и Полина должны были создать постановку.
— На тот момент я не была драматургом и режиссером, я продюсер по образованию, Полина тоже продюсер. И мы сидим и не понимаем, что делать с этими деньгами. Тогда мы попросили студентов-колядовцев (занимающихся в мастерской драматурга Николая Коляды — прим. ред.) написать нам инсценировку по книге. И в итоге в доброй и светлой истории, где нет ничего злого, появляются странные вещи: батя-алкоголик и какие-то российские подъезды. А я этого даже не писала! — смеется Камилла.
В итоге инсценировку пришлось писать ей самой. Так появился первый спектакль «О2» «Коробка памяти» — экспериментальная постановка на шесть зрителей и без актеров. Зрители просто слушают аудио, в котором им предлагают выполнить различные задания. «О2» показывал «Коробку памяти» в «Доме Маклецкого» 20 раз.
В спектакле, как и в книге, есть сказочная страна Бегундия, жители которой расплачиваются не деньгами, а воспоминаниями, а кошельком служит та самая коробка памяти. Если человек нарушил закон, то он должен заплатить штраф, тоже в виде воспоминаний. И чем страшнее преступление, тем больше воспоминаний у него забирают. Зрителям тоже вручают коробку, в которую нужно будет собрать свои воспоминания. Но если зритель этого не захочет, он может почитать книжку, собрать пазл или попить чай — все это авторы спектакля тоже оставили в комнате для показа.
Вторым проектом театрального бюро стал уличный спектакль для взрослых зрителей «Так говорила Ба». В постановке рассказывается о трудностях взросления, актеры вместе со зрителями поют «Оду нашей любви», пускают мыльные пузыри и пишут свои детские прозвища на футболках.
Третьим и пока последним спектаклем «О2» стал «Пластырь». По словам Камиллы, это псевдодокументальная постановка о нелюбви, расставании и бывших. В «Пластыре» рассматривается теория трех «любовей»: Магамедова взяла за основу социологический опрос, проведенный в Великобритании, по итогам которого выяснилось, что большинство людей за свою жизнь влюблялись три раза. В постановке играют пять актеров, которые рассказывают истории своих неудачных отношений. Во время спектакля артисты вместе со зрителями поют песню певицы МакSим, а в финале все обнимаются.
«Пластырь» — во многом личный и даже автобиографический спектакль Камиллы Магамедовой. За основу она взяла свои отношения с бывшим парнем. Девушка говорит, он в курсе, что стал прототипом одного из главных героев. Камилла признается, что часто на показах постановки ей не было страшно выворачивать свою душу наружу, но было стыдно за то, что ее хвалят за сам спектакль.
В ноябре прошлого года прошли последние показы «Пластыря», и бюро решило больше не показывать постановку. Случилось это потому, что у «О2» закончилась лицензия на песню МакSим «Отпускаю», а покупать ее заново оказалось для Камиллы и Полины слишком дорого. Всего на «Пластырь» девушки потратили около полумиллиона рублей вместе с правом пользоваться песней — слишком много для маленького частного театра, ведь еще нужно платить актерам.
— В Екатеринбурге мало таких спектаклей, где вы можете петь песни все вместе и обниматься в конце. После спектакля у нас обязательно было обсуждение, и на камерных площадках у нас начинается настоящая групповая психотерапия. У нас была такая смешная зрительница, она в конце обсуждения взяла микрофон и сказала: «Девочки, я желаю вам всем встретить своих настоящих! А бывших — ну их! Я на Бали!» И она реально уехала на Бали.
Следующий проект уже оказался не офлайн-постановкой, а спектаклем-подкастом. Вместе с подкастерской «Послушайте!» бюро «О2» сделало «Вечеринку на одного», где зрителям предлагается создать собственный плейлист «для души» из памятных песен, которые никогда не захочется перелистывать.
— Каждая дорожка — это воспоминания. Например, твоя первая вечеринка. Обычно первая вечеринка любого человека — это какой-то мамин корпоратив, когда ты спишь в прихожей в шапке и два часа ждешь маму и такси, а на фоне играет «Ты мой новый герой». Второй трек — когда тебе в первый раз разбили сердце, какой-нибудь школьный рэп про любовь. Третий — когда вам с друзьями по 17-18 лет, вы навеселе и немного пьяненькие прыгаете в такси. Я собрала свой плейлист, рассказывала истории, связанные с песнями, и предлагала параллельно сделать это слушателям, — говорит Магамедова.
«Вечеринка для одного» получила премию от «Яндекс. Музыки», и эта награда оказалась первой для Камиллы и Полины. Пока «О2» находится в творческом отпуске: Полина и Камилла взяли паузу, чтобы понять, что делать дальше и в каком формате нужно существовать арт-бюро.
— По непонятной причине театральное комьюнити не замечает бюро «О2». У нас не происходит мэтча с театральным сообществом, не только с екатеринбургским, но и с московским, архангельским, сыктывкарским, да без разницы. Из-за этого быстро теряешь мотивацию, — рассуждает Камилла.
Однако на горизонте у девушек уже маячит один проект — «некультурный» спектакль, который пока не имеет названия. Главная идея — как человек одной культуры живет в обществе с другой культурой и как он становится чужим среди своих. Главными героями должны стать сами Камилла и Полина, которые поделятся своим опытом: Полина — русская, но до 16 лет жила в Казахстане, а Камилла — русская лишь наполовину, но всю жизнь живет в России.
— Я никогда не чувствовала себя как дома, даже в Сургуте, потому что в Сургуте ты в классе одна Магамедова, и тебя называют «чуркой». Приходишь к дагестанцам, а для них ты обрусевшая: не знаешь языка, не умеешь танцевать лезгинку, не умеешь готовить курзе . То есть у них я тоже не своя. С Полиной похожая ситуация.
«Насилие в мудрых руках пока что еще невозможно»
Камилла также пишет прозу. В издательстве «Маршмеллоу Букс» (входит в издательство «Альпина») девушка выпустила свою вторую книгу «Тру-крайм свидания». Это история о двух студентках журфака Кате и Нуре, которые решили создать свой подкаст о тру-крайме, а также расследовать загадочную смерть старшекурсника Марка.
Одна из главных тем книги — насилие. Один из персонажей книги регулярно применяет насилие к более слабым и зависимым от него людям, и отношение автора к этому считывается весьма однозначно.
— Я порицаю любое насилие. Мне кажется, это нормальная реакция любого человека. Мне не нравится, когда кто-то кого-то оскорбляет, я не люблю смотреть, когда кто-то кого-то бьет, знать, что где-то произошло сексуализированное насилие. Я против этого, я не хочу, чтобы это было.
Но я знаю, что насилие — это инструмент. И если на тебя нападают, то правильно — защищаться, дать отпор. А еще мне трудно представить Россию без насилия, что, конечно, нужно менять, — рассказывает Камилла.
По мнению Магамедовой, публичное порицание может сдерживать людскую тягу к агрессии и насилию. Но начиная с девяностых и нулевых годов, когда вокруг было много насилия, россияне стали очень толерантны к нему, а власти с этим ничего не делают.
— Я уверена, это возможно изменить, если люди перестанут относиться к насилию как к инструменту для быстрого достижения целей. Когда люди перестанут использовать насилие бездумно, по инерции, привычке, просто потому что им нужно что-то «здесь и сейчас». Нужно менять нашу культуру, начиная с бытового — не пичкать едой ребенка, когда он сыт , не давать тумаков, не кричать, не запугивать... Я думаю, что нам всем нужно помнить, что любое насилие имеет за собой огромные, гигантские, тяжелые последствия. Тогда, возможно, у нас получится осознанно отказаться от насилия.
Именно из-за толерантности к насилию нужно как можно больше о нем говорить, размышлять, исследовать, а не применять его, считает режиссерка. В «Тру-крайм свиданиях» она показывает отношения, основанные на насилии и груминге , то есть изначально ненормальные и нездоровые. В таких отношениях оказалась бойкая студентка Катя, которая, несмотря на свой сильный характер, поддалась харизматичному, но совершенно аморальному человеку.
Нура, вторая главная героиня, совершенно другая. Девушка выросла в религиозной мусульманской семье и сама обладает религиозным взглядом на мир. Она сомневается в себе и поступила на факультет журналистики только из-за Кати. Но именно Нура в итоге помогла подруге не утонуть в деструктивных отношениях.
Обе героини, утверждает Камилла, отражают ее саму. Характером автор больше похожа на Катю, но многие моменты из сюжетной линии Нуры автобиографичны. Например, травля за национальную и религиозную принадлежность. Женя Гладышева, героиня, травившая Нуру, носит фамилию одноклассника, который когда-то издевался над Камиллой. Девушка сменила три школы, и почти везде ее травили одноклассники.
— Мне кажется, многих в школе буллили. Я приняла ислам и покрылась только в 22, а до этого я была обычной среднестатистической девчонкой.
Я выглядела обычно, носила мини, каблуки, юбки, как и все девчонки в 15–16 лет. Но буллинг все равно был, прежде всего из-за внешности: я была высокая, с длинным носом. Буллили за фамилию, а позже начали дразнить за характер: я не была податливой и запуганной девчонкой.
Я была, скорее, как Катя, которая ходила на стрелки, хотя драться я не умею и не склонна к насилию, — делится Камилла Магамедова.
Многое о природе подросткового буллинга она поняла после случая с бывшим другом Сережей. Они были знакомы давно и даже дружили, но затем начали учиться в одной школе и он стал издеваться над Камиллой. Например, он мог вытащить ее полуголую из раздевалки и протащить через всю школу. Спустя много лет, уже после выпускного, Сережа пригласил Камиллу погулять и извинился перед ней за два года буллинга.
— Он испугался, что его будут травить, и он решил, что будет травить меня. Сейчас я понимаю, что большая часть из тех, кто буллил, особенно мальчики, понимали, что они делают неправильные вещи, но по разным причинам они не могли себе позволить отказаться от этого, — вздыхает Камилла.
«Ислам пришел в мою жизнь в 16 лет»
Камилла всегда верила в существование бога. С наступлением подросткового возраста она начала искать, какая религия ей подходит больше. Девушка искала себя в монотеистических авраамических вероисповеданиях, так как ей хотелось не просто верить, но и относить себя к какой-либо конфессии.
— Я начала чувствовать, что мне недостаточно веры, что мне хочется еще и религии, которая в целом тоже меня всегда интересовала. И я начала пробовать. Сначала было христианство: я ходила в церковь, были молитвы, кагор, иконки, могла свечку поставить. Несмотря на то, что мой отец мусульманин, об исламе я знала мало. Ислам пришел в мою жизнь в 16 лет, когда папа начал практиковать его. Я впервые увидела, как он молится. Собственно, так он появился в моей жизни, — говорит Камилла Магамедова.
Родители, по словам девушки, испугались нового интереса дочери — опасались, что она может увлечься радикальными исламистскими течениями. Чтобы этого не случилось, мама и папа решили отвести Камиллу к мулле. Поговорив со священнослужителем, девушка нашла ответы на многие свои вопросы, но тогда не решилась полностью погрузиться в религию, была не готова к ограничениям, которые предполагал ислам. Последующие шесть лет Камилла не возвращалась к мулле, но не переставала думать об исламе и надеялась, что примет его в будущем.
В это же время девушка увлекалась иудаизмом: Камилла дважды ездила в Израиль, знакомилась с иудеями, однако дальше интерес к этой религии так и не зашел. В 21 год Камилла снова начала знакомиться с исламом. Толчком для этого было принятие ислама ее близкой подругой. Однако последней точкой в этом выборе стал сон Камиллы.
— Это был сон о том, что я умерла, он был настолько реальным, что я не могла понять, сплю я или нет. Все происходило в квартире, в которой мы с сестрой. Мы с сестрой спали на диване, я встала ночью в туалет, а когда вернулась, увидела, что лежу мертвая возле сестры, а она продолжала спать. Я проснулась и еще неделю не понимала, жива я или мертва.
И мне стало очень страшно от того, что я могу действительно уйти из жизни, не приступив к религиозной практике. Я хотела очень много всего успеть, поэтому начала делать то, чего я давно хотела, что я откладывала, в том числе ислам, поездки в другие страны, попытки попробовать себя в разных направлениях, — рассказывает режиссерка.
В 22 года девушка стала мусульманкой. По ее словам, она постепенно привыкала к правилам, которые диктует религия, в том числе к закрытой одежде. Раз за разом юбки, которые сначала могли быть и мини, становились длиннее и длиннее, она привыкала носить что-то на голове — бандану, шляпу, тюрбан. В конце концов Камилла покрылась — начала носить хиджаб. Близкие девушки восприняли это неоднозначно.
— Маме не страшно, что я молюсь, ее пугает, что я визуально выгляжу максимально по-другому. Но два года бесконечных конфликтов привели нас к тому, что я отвоевала свое право одеваться, как я хочу, — добавила Камилла.
Отец же подошел к этому более мягко, хотя в его семье было немного родственников, строго следовавших исламу. Он деликатно предлагал дочери носить хиджаб посветлее — не потому что был против, а потому что черный цвет не нравился маме.
— Мне очень сильно повезло с папой в этом плане. Он у меня демократ, он никогда не заставлял меня ничего делать, не навязывал, не предлагал, а только спрашивал. Не могу сказать, что он яро поддерживал, но он не запрещал. Он просто наблюдал издалека. У папы на все такая позиция, несмотря на все стереотипы о кавказских мужчинах, — смеется режиссерка.
Друзья отреагировали на новый образ жизни Камиллы скорее негативно, считает девушка. По ее словам, когда ты принимаешь ислам, других отталкивают не какие-то внутренние изменения, а внешние. Никого не смущало, что Камилла молилась, однако тот факт, что она покрылась, стал для подруг поводом для подколов. Тогда девушке пришлось ругаться с ними и выстраивать границы.
Были и те близкие, кто поддерживал Камиллу на этом пути. Первым таким человеком стала двоюродная сестра, которая впервые подарила на праздник коврик для намаза. Второй стала Полина, хотя поначалу тоже испугалась, что Камиллу затянет в экстремистские течения. Однако потом Полина стала поддерживать Камиллу и защищать ее от колких комментариев однокурсников.
С ксенофобией в свою сторону Камилла встречалась и раньше, в первую очередь из-за фамилии и формы носа. Сложнее всего девушке было в родном Сургуте, так как там прошли ее школьные года, а школьники, дети, подростки часто бывают жестоки, говорит она.
Со второй волной неприятия со стороны окружающих девушка столкнулась уже в Екатеринбурге: к покрытым мусульманкам, по словам Камиллы, здесь относятся даже подозрительнее, чем в Москве, где очень много людей разных национальностей и на внешний вид не обращают внимание. Сейчас Камилла чувствует себя в Екатеринбурге гораздо спокойнее и комфортнее, хотя без проблем, связанных с национальностью и вероисповеданием, не обходится.
— Снять квартиру в Екатеринбурге, будучи мусульманкой еще и с фамилией Магамедова, это правда сложно. Это меня немного обескураживает, потому что я среднестатистическая жительница России, выросшая в России, но просто другой национальной и идентичности. И это все равно омрачает жизнь в Екатеринбурге. Хотя и в Москве с поиском квартиры, скорее всего, тоже будут проблемы, — отмечает Камилла.
Приняв ислам, девушка отказалась лишь от одного — своей второй любви, молодого человека, который стал героем «Пластыря».
— На тот момент это была для меня самая большая потеря, — добавила режиссерка.
Однако вместе с религией она смогла обрести спокойствие и свободу. В ранней юности она в большей степени делала ставку на внешность, чем на внутренний мир, хотя «конвенциональной красоткой» себя никогда не считала. Она хотела нравиться другим людям, как, впрочем, хотели этого и другие девочки-подростки. Покрывшись, Камилла поняла, что теперь нужно ориентироваться не на внешность, так как ее большая часть скрыта под одеждой, а на внутреннее, на талант и интеллект.
— Это здорово помогло мне. Я очень рада, что наконец-то я обрела свободу от чужого «нравиться». Я вдруг поняла, что я не должна всем нравиться. Я могу не нравиться людям с точки зрения вообще каких-то социальных адаптивок. Но мне в этом хорошо, здесь я и обрела полную свободу. Я ни о чем не жалею и ничего бы не поменяла, особенно в контексте ислама, — заключает Камилла.
«Все жители встали одной цепочкой, которая пыталась добиться защиты своих интересов»
Камилла уже два года живет в Академическом районе Екатеринбурга и активно включается в его жизнь и проблемы. Когда мы договаривались с ней об интервью, она рассказала, что старается лишний раз не выезжать в центр города. Ей нравится в Академе, несмотря на то, что у района есть проблемы с транспортной доступностью.
— Я люблю Академ, правда. Мне нравится, что здесь очень много зелени. Мне нравится, что здесь рядом живут моя сестра и племянник. Мне нравится, что у меня в доме есть магазин с халяльной продукцией. Мне нравится, что район достаточно тихий. А еще здесь пахнет хвоей: я выхожу на улицу, у меня пахнет мокрым лесом хвойным, как будто я вернулась домой в Сургут, — рассказывает Камилла.
Камилла даже участвовала в протестах против вырубки Березовой рощи , так как живет недалеко от нее. Хотя когда-то она работала с фестивалем «ЧО», который делает застройщик. Организаторы фестиваля планировали поставить светящуюся цитату Пригова «Граждане, скажем друг другу „Я люблю тебя“» в Преображенском парке, но жители оказались против: хотели, чтобы все осталось как есть. Камилла злилась на них, но теперь, когда сама стала участницей протеста, поняла горожан.
— Все хотели сохранить Березовую рощу, никто из местных не хотел ничего плохого. Это лес, там есть краснокнижные растения, белки, птицы, лисы. Какого-то даже Бэмби-олененка видели. Это же так круто, что у нас это есть. Зачем это убирать? Кому это мешает? Никому. У нас и так густонаселенный район, все знают, что у нас дорожный коллапс, к чему нам еще одна стройка? Но нам говорят, что нам она нужна, хотя на самом деле нет, — возмущается Камилла.
Девушка также выходила в рощу, когда туда приехали рабочие, чтобы поставить забор. По ее словам, жителям пришлось приходить с детьми, чтобы мужчины, приехавшие охранять рабочих и забор, не осмелились бить протестующих.
— Родители были с детьми, потому что это хоть какой-то сдерживающий фактор, и как будто только это их и сдерживало. «А что мы еще сможем сделать? Если я одна буду, ты меня убьешь», — говорили они. Все жители встали одной цепочкой, которая пыталась добиться защиты своих интересов. Добились. Хотя бы частично.
Сейчас мы сохранили 22 гектара леса, а могли сохранить всего лишь 16. Это же круто. Мы собрались и сделали это, я очень рада, что нам это удалось. Я очень надеюсь, что все так и останется: белочки будут живы, птички будут живы. Все будет окей, — заключает режиссерка.
Всего Камилла пожила в четырех города — Сургуте, Москве, Екатеринбурге и Казани. И так случилось, что именно в Екатеринбурге у нее оказалось больше всего «точек притяжения», например, работа, коллеги и друзья.
— Сейчас я связываю свою жизнь с Екатеринбургом. Я думаю, что это место, где я точно буду жить, развиваться и существовать еще какое-то время. Я не уверена, будет ли это до конца моих дней, что я никогда не покину, например, Екатеринбург или вообще страну, я не знаю. Поэтому сегодня для меня Екатеринбург — это наилучшее место из городов России, где я могла бы жить. Точка.
It`s My City